____
За ливнями придут снега,
Все в норы до апрельских дней,
Но нам плевать на зиму и себя,
Мы вместе и от этого теплей,
Мы верили пустым словам,
Нам обещали чудеса
И ливнями нас моют и смеются,
Такие добрые святые небеса...
Мы выбрали чужие имена,
Забыли только души поменять,
Подальше отбежали от себя
И пробуем себя догнать.
Мы верили чужим словам,
Пытались сами делать чудеса,
А получались только дети да война,
Смеются и рыдают небеса...
Джону и повезло, и не повезло. Со страной, со временем, со всеми нами. Он нашел свой смысл в обветшалом человеческом нутре прогнившего балагана гэ Нью-Йорк. Его дело стоит особицей, а он сам в нем - икона, видимый смысл и квинтэссенция. И это не панегирик. Это факт. Это задумано и сделано.
Наш дом и наследие – больнично-могильный уют. Джон выхаркнул нас, старательно пережевав кости и сухожилия.
Чувства – в ту же копилку второго эшелона.
«1»
Ты можешь продолжать сеять сталь.
Всё зашибись! Мне тоже очень жаль..
.
Морщинистое старческое небо покрывается испариной и течет. Течет, прямо на людей, впитывается в кожу, в глаза, заполняет череп мазутом; мозг, подозревая неладное, ворочается в тщетных попытках утопленника. Всю неделю сверху ползет свинцовая хмарь, оставляя за собой пластами слежавшуюся блевотину. Целиком небо ослепнет к завтрашнему, чахоточно сплюнет пару раз и протухнет на закате.
Детектив Кэрри пропала четыре дня назад. После трех дней пиши пропало. Негласный закон. Неписанное правило издерганного шестого чувства. У остальных пяти есть память и надежда. Через час ее найдут в зеленоватом сумраке заваленного разбухшем мусором тупика, в ее легких сейчас копошатся крысы, свобода размышлений хвостатым тварям предоставлена с позавчера. Эллисон копала это дерьмо слишком долго и слишком глубоко, чтобы не вляпаться в него.
С Риггом вы работаете так давно, что ты даже не помнишь, когда тебе стало на него наплевать. Ригга всегда накрывает по-настоящему, не важно, что там у истоков его действий. Он любил их, как живые любят живых, он хочет помочь, и он бессилен. Ты – ровно наоборот. Когда это началось? Когда тебя вогнало в эмоциональную изоляцию? Хоффман однажды бросил Джону: «Ты ее просто и нагло сожрал. И кровью запил». Сейчас он не видел разницы между собой и учителем. Ему оба глаза надо менять. Потому что он до сих пор не может понять чего-то, чем пытается поделиться Конструктор.
Он старательно отполировал личный набор социальных ролей и плавный переход из одной в другую. Как легко, правда? Ты - никто. Как снаружи так и внутри. Ты безнаказанно действуешь и будешь действовать, но и это не в кайф. Одиночество будет в сухом остатке, но для этого разговора существует завтра, а пока…
- Хоффман, к тебе два агента, - бубнят по симплексной связи. – Все, понял.
А потом удар под дых. Марк давно лишил себя права любой особи с наличием интеллекта и полицейской бляхи - проблеваться сразу же и не отходя от кассы. Это было раньше, намного раньше, когда он вытряхивал сухие кишки без наркоза.
Перес подала ему руку, Страм – голос. Точнее руки они не подали друг другу. По обоюдоострому молчаливому согласию. На девчонку странно смотреть. Стажер? Она красивая. Только она уже мертвая. Хоффман будет сотрудничать, куда он денется? Ему от себя не убежать. Ей от Пилы тоже.
Ригг проходит мимо, разрывая мысли, перетянутые несколькими секундами разговора.
Пришли о Кэрри поговорить? Нахуй такие разговоры. Ей-богу нахуй. Когда говорят с тобой, а в лицо не смотрят. Ан нет:
- Мы здесь, чтобы найти человека, которого не нашел ваш отдел, - и рикошетом по глазам. По лицу наотмашь. – Помощника Пилы…..- остальное тонет в символике случайности, а Хоффман никогда не верил в случайности.
И что дальше? В любом случае, здесь больше делать нечего, раз уж за дело взялись федералы. Марк оглядывается, выцапывая напоследок белую рубашку и поднимается на улицу, навстречу картавой волне нью-йоркского люминесцентного пожарища. Надо смотаться в логово. Не особо хочется. Да и вообще ничего не хочется, и уже очень давно. Но в логово надо. Аманда становилась совершенно невыносимой, ее нестабильные вспышки-припадки даже хуже, чем во времена черной ломки, когда она выла, блевала и ссала под себя. С одним лишь различием – сейчас она пыталась это скрыть. Но был ли это процесс физический, психический или психофизический – не представлялось ясным. Или хотя бы интересным. Девчонка сходит с ума, оно и понятно. Джону он говорил об этом постоянно. Он никогда в нее не верил. Никогда. С самого начала....
